страсти по геральдике
May. 8th, 2008 03:16 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Замечательная, однако же, история произошла в Падуе в начале 16 века. Один нувориш из ашкеназов оборзел до того, что решил вызолотить свою любимую синагогу, а когда ему не позволили, то просто назаказывал всякой разной утвари на пятьсот дукатов, да чохом ее всю в эту самую синагогу и вложил. Казалось бы, общине жить, есть и пить на золоте да радоваться? Ан нет. Нувориш еще и пожелал в синагоге расписаться.
Вот что говорит об этом рабби Меир Каценелленбоген, более известный как Махарам:
"Здесь [в Падуе] жил богатый и могущественный человек, по имени Герц Вертхайм, широко известный в городе, который постоянно ссорился с нашим прославленным рабби, Иудой Минцем, и его сыном, моим тестем Авраамом Минцем. Он [Вертхайм] заказал прекрасный парохет, расшитый жемчугом, с вышитой на нем фигурой оленя, который был его arme (гербом), и изображение это было выпуклым из-за жемчужин, и намеревался повесить его в синагоге на праздники. Рабби Минц выступил против этого, но тот, благодаря своему большому богатству, не устрашился ссоры с рабби. И так как он был столь богат, то нашел раввинов, которые разыскали в Талмуде подтверждение, позволявшее ему вывесить завесу в синагоге. Рабби Минц покинул синагогу в гневе, и много разногласий вышло из-за этого".
Что там именно не поделили раввин с нуворишем, сегодня нам уже не узнать, ибо руководимый родственными чувствами Махарам об этом тактично умалчивает. Можно предположить все же, что драка вышла не о парохете как таковом, а о переделе сфер влияния, о желании одних не пущать, а других - поставить на своем во что бы то ни стало, о строгом соблюдении и чрезвычайной переимчивости, да мало ли о чем еще. Вполне ясно только то, что формальной причиной стала пресловутая выпуклость изображения (Маймонид не противился, однако что ашкеназским раввинам 16 века до Маймонида?), а также и то, что многострадальный олень повис в том самом направлении, куда правоверные иудеи кланяются на молитве. О, борьба с идолопоклонничеством - эти родные сердцу всякого еврея слова. Однако же сам по себе олень, он же герб, тут был вовсе ни при чем. Никто его не запрещал. Ну, просто под раздачу попал, и был в следующем поколении закрыт бумагой.
И вот, не успели отгреметь страсти по этому поводу, как сефардскую общину города Кандии на Крите потряс сходный случай: некий Реувен, отреставрировавший и побеливший на свои кровные средства местную синагогу, возгордился сим почтенным деянием и пожелал, опять-таки, расписаться. И сделал это с таким размахом, который Вертхайму с его парохетом и не снился, так что пошел трезвон по трем святым общинам, ибо местный раввин Элиягу Капсали, не справившись с идолищем поганым самостоятельно, обратился за поддержкой к собратьям из Цфата, Каира и той же Падуи, где опыт борьбы был уже наработан.
Случилось, собственно, вот что - оный Реувен пожелал установить над арон-hа-кодеш свой родовой герб. В виде статуи золотого коронованного льва. И, будучи близок к королю, весьма внятно начихал с высоты этого самого арона на разволновавшихся единоверцев.
Собратья на призыв раввина Капсали откликнулись. Махарам из Падуи выслал подробные инструкции. Йосеф Каро из Цфата с приличествующим случаю пафосом сообщил, что желудок его совершил сальто-мортале, когда он узнал о таковом страшном непотребстве. Выходка Вертхайма обрела статус невинной детской шалости, ибо тот же самый Йосеф Каро - на другой, впрочем, вопрос, но тоже о вышитом парохете - ответил буквально следующее: «Спросили меня, позволительно ли делать завесу для ковчега из куска шёлка, на котором вышиты разные изображения, в том числе птицы, ибо были такие, кто сомневался, говоря, что когда община молится и кланяется в сторону ковчега, то можно счесть, будто они кланяются этим изображениям. Ответ: я полагаю, что сие несомненно позволительно, и даже если бы там была изображена человеческая фигура, это было бы позволительно… Мне представляется возможным использовать таковую завесу как любую другую, ибо мы убеждены, что здесь нет никакой опасности нарушить какие-либо запреты, касающиеся изображений, а посему мы полагаем возможным и правильным поместить её в синагоге» - тем самым пойдя в дерзании дальше самого, опять-таки, Маймонида, который к изображению человеческих фигур относился все же крайне неодобрительно.
А рабби Давид ибн-Аби-Зимра из Каира написал пространнейший ответ, в котором привел великое множество доводов в пользу того, что установка статуи льва противоречит букве и духу Закона, но интересней всего то, что он единственный сказал что-то о гербе как таковом: "Это в обычае всех идолопоклонников - изображать то, чему они поклоняются, в местах их обитания, при входе в дома и в залах совета, на порталах и на знаменах. Итак, любой еврей, помещающий таковое изображение при входе в свой дом, или на своем гербе, или где бы то ни было в стране, где поклоняются идолам, нарушает заповедь: "по установлениям их не ходите".
А впрочем, мотивы рабби Давида, жившего в стране, где не было гербов, зато было много мусульман, вполне понятны.
Вот что говорит об этом рабби Меир Каценелленбоген, более известный как Махарам:
"Здесь [в Падуе] жил богатый и могущественный человек, по имени Герц Вертхайм, широко известный в городе, который постоянно ссорился с нашим прославленным рабби, Иудой Минцем, и его сыном, моим тестем Авраамом Минцем. Он [Вертхайм] заказал прекрасный парохет, расшитый жемчугом, с вышитой на нем фигурой оленя, который был его arme (гербом), и изображение это было выпуклым из-за жемчужин, и намеревался повесить его в синагоге на праздники. Рабби Минц выступил против этого, но тот, благодаря своему большому богатству, не устрашился ссоры с рабби. И так как он был столь богат, то нашел раввинов, которые разыскали в Талмуде подтверждение, позволявшее ему вывесить завесу в синагоге. Рабби Минц покинул синагогу в гневе, и много разногласий вышло из-за этого".
Что там именно не поделили раввин с нуворишем, сегодня нам уже не узнать, ибо руководимый родственными чувствами Махарам об этом тактично умалчивает. Можно предположить все же, что драка вышла не о парохете как таковом, а о переделе сфер влияния, о желании одних не пущать, а других - поставить на своем во что бы то ни стало, о строгом соблюдении и чрезвычайной переимчивости, да мало ли о чем еще. Вполне ясно только то, что формальной причиной стала пресловутая выпуклость изображения (Маймонид не противился, однако что ашкеназским раввинам 16 века до Маймонида?), а также и то, что многострадальный олень повис в том самом направлении, куда правоверные иудеи кланяются на молитве. О, борьба с идолопоклонничеством - эти родные сердцу всякого еврея слова. Однако же сам по себе олень, он же герб, тут был вовсе ни при чем. Никто его не запрещал. Ну, просто под раздачу попал, и был в следующем поколении закрыт бумагой.
И вот, не успели отгреметь страсти по этому поводу, как сефардскую общину города Кандии на Крите потряс сходный случай: некий Реувен, отреставрировавший и побеливший на свои кровные средства местную синагогу, возгордился сим почтенным деянием и пожелал, опять-таки, расписаться. И сделал это с таким размахом, который Вертхайму с его парохетом и не снился, так что пошел трезвон по трем святым общинам, ибо местный раввин Элиягу Капсали, не справившись с идолищем поганым самостоятельно, обратился за поддержкой к собратьям из Цфата, Каира и той же Падуи, где опыт борьбы был уже наработан.
Случилось, собственно, вот что - оный Реувен пожелал установить над арон-hа-кодеш свой родовой герб. В виде статуи золотого коронованного льва. И, будучи близок к королю, весьма внятно начихал с высоты этого самого арона на разволновавшихся единоверцев.
Собратья на призыв раввина Капсали откликнулись. Махарам из Падуи выслал подробные инструкции. Йосеф Каро из Цфата с приличествующим случаю пафосом сообщил, что желудок его совершил сальто-мортале, когда он узнал о таковом страшном непотребстве. Выходка Вертхайма обрела статус невинной детской шалости, ибо тот же самый Йосеф Каро - на другой, впрочем, вопрос, но тоже о вышитом парохете - ответил буквально следующее: «Спросили меня, позволительно ли делать завесу для ковчега из куска шёлка, на котором вышиты разные изображения, в том числе птицы, ибо были такие, кто сомневался, говоря, что когда община молится и кланяется в сторону ковчега, то можно счесть, будто они кланяются этим изображениям. Ответ: я полагаю, что сие несомненно позволительно, и даже если бы там была изображена человеческая фигура, это было бы позволительно… Мне представляется возможным использовать таковую завесу как любую другую, ибо мы убеждены, что здесь нет никакой опасности нарушить какие-либо запреты, касающиеся изображений, а посему мы полагаем возможным и правильным поместить её в синагоге» - тем самым пойдя в дерзании дальше самого, опять-таки, Маймонида, который к изображению человеческих фигур относился все же крайне неодобрительно.
А рабби Давид ибн-Аби-Зимра из Каира написал пространнейший ответ, в котором привел великое множество доводов в пользу того, что установка статуи льва противоречит букве и духу Закона, но интересней всего то, что он единственный сказал что-то о гербе как таковом: "Это в обычае всех идолопоклонников - изображать то, чему они поклоняются, в местах их обитания, при входе в дома и в залах совета, на порталах и на знаменах. Итак, любой еврей, помещающий таковое изображение при входе в свой дом, или на своем гербе, или где бы то ни было в стране, где поклоняются идолам, нарушает заповедь: "по установлениям их не ходите".
А впрочем, мотивы рабби Давида, жившего в стране, где не было гербов, зато было много мусульман, вполне понятны.