Лара Крофт-2
Aug. 31st, 2011 01:16 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
rocheleПродолжение. Начало здесь
Итак, я отправилась в еврейскую общину, благо она располагалась тут же за углом. В общине было все как положено - крепкая бронированная дверь и домофон, не обученный иностранным языкам. Я же, к стыду своему, не обучена местному наречию. То есть обучена, но тому, что двухтысячелетней давности, а за две тысячи лет что угодно успеет скукситься и за истечением срока годности быть отправлено на свалку истории. После десяти минут обоюдного коммуникативного коллапса, отчаявшись понять, что же мне все-таки нужно, домофон смилостивился. Тяжелая дверь, чертов сезам - отворилась.
За дверью оказались три милейшие тетушки. Главного раввина видно не было, но дух его, видимо, реял под потолком, ибо тетушки при одном только упоминании его имени судорожно вжимали голову в плечи. Разговор наш протекал поэтому напряженно и по сценарию "бумагу, сударь, бумагу!" - в смысле, расскажите нам о своей жизни в письменном виде, а мы подумаем. И да, не забудьте про пиастры.
Я вернулась в гостиницу, настрочила проклятую бумагу, отправила ее в логово раввина и задумалась. Пересчитала пиастры. Выходило нерадостно. К тому же времени оставалось не так много - я приехала не навеки поселиться, а всего на неделю. Ответ обещали в лучшем случае через два дня, а там уже и шабат не за горами. Правоверные евреи не тревожат своих мертвых в святой день. Неужели я приехала напрасно? - нервно выстукивала я по клавиатуре профессору на север.
Вы, Ольга Владимировна, совсем дикая, - отвечал мне профессор, - как Рескина не читали. Все классики писали, что небольшая взятка чичероне существенно облегчает доступ к древностям.
И я решила не ждать у моря погоды, а у еврейской общины ответа. Я решила отправиться на кладбище самостоятельно и попытаться подкупить сторожа, если таковой там имеется.
Самая существенная проблема с кладбищем Сан-Николо в Венеции - это его удаленность от прочих культурных центров. То есть к нему не сходишь эдак после обеда прогуляться ненавязчиво вдоль ограды, в поисках погнутых прутьев. До него надо долго и серьезно трястись в утлом суденышке через лагуну, по воле зимних волн и чахлого, чихающего бензином мотора. То есть это, в общем, МЕРОПРИЯТИЕ.
На следующее утро я влезла в ватник и сапоги, сунула в сумку фотоаппарат и ноутбук и отправилась искать приключений на свою жэ.
После долгих колыханий на воде кораблик наконец довез меня до Лидо и выплюнул на набережную. Случайные попутчики мои тут же растворились в зимнем тумане, и на всем видимом глазу пространстве я осталась одна. Пошел снег. Я тоже пошла, и шла долго-долго - мимо опустевших пристаней, закрытых на зиму отелей, мерзнущих пальм, нахальных чаек - пока, наконец, не уткнулась взглядом в табличку "Via Cipro". Эврика.
Вход на еврейское кладбище охранял приземистый павильон мавританской архитектуры. Арка была плотно забрана решеткой, но к решетке были прикручены звонок и табличка с часами работы, из которой следовало, что доступ к отеческим гробам предоставляется всем желающим шесть дней в неделю, с девяти до пяти. Вот же ж суки неприятные, нехорошо подумала я про еврейскую общину, заламывавшую мне комедию с индивидуальными визитами, и нажала на кнопку. Где-то внутри отозвалось дребезжанием, и через пару минут у ворот нарисовался здоровенный детина.
Мне бы на кладбище, сказала я ему. Детина молча отворил калитку и пропустил меня. Я нервно оглянулась в поисках кассы - не восемьдесят, но хоть восемь евро-то за стандартный визит я внесу? кассы не было, а детину житейские мелочи, кажется, не занимали. Он прошел по дорожке вперед, махнул рукой - мол, кладбище там - и строго предупредил: но фото! Это, собственно, были единственные слова, которые я от него услышала.
Все еще не веря, что ПОЛУЧИЛОСЬ, я пошла по тропинке вглубь и вскоре оказалась в окружении здоровенных надгробных памятников. В девятнадцатом веке любили все внушительное, а я не любила девятнадцатый век, да к тому же, и не мои клиенты, поздновато - но тут на очередной мраморной стеле мелькнул такой до боли знакомый герб семьи Суллам. Потом Виванте. Потом Фоа. И я потеряла остатки разума.
Я вообще теряю остатки разума, оказываясь лицом к лицу с источниками, неважно какого рода - каменные, бумажные, пергаментные, золотые - все хороши. Про но фото я, конечно, помнила, но какое тут, к черту, но фото? я металась между могилами по хлюпающей земле, время от времени прислушиваясь, - где там этот мой чичероне? чичероне точил инструмент за сараем и, надо признать, это были очень успокаивающие звуки - под низким серым небом, на засыпаемом снегом кладбище, на проваливающейся под ногами земле очень утешительно знать, что где-то рядом есть еще одна живая душа. Я не преувеличиваю, атмосфера была довольно макабрическая. Вся такая храбрая я, которая еще вчера обдумывала варианты нелегального проникновения на кладбище через забор, быстро растеряла остатки былого куража.
А потом я уперлась в забор. Девятнадцатый век кончился, и я пошла дальше, на следующий участок. Там могилы оказались постарше, и все, все без исключения - с гербами. Я потеряла остатки разума вторично. Лихорадочно дрожащими руками я снимала их так и эдак, крупно и общим планом, плакала умильными слезами над особо занятной каменной резьбой, счищала прошлогодние листья перчатками, и только одного боялась - не успеть.
И не зря боялась.
То ли я в угаре потеряла всякие остатки бдительности, то ли он меня случайно увидел, проходя мимо, - но только в тот самый момент, когда я склонилась над очередным гербом, приноравливаясь сделать снимок поудачнее, над моей головой грянул голос - но фото!
Я, честно, чуть коньки не откинула.
Но на кнопку успела нажать. Но фото! - бушевал между тем мой чичероне. - Экзит!
И пока он сопровождал меня под конвоем до самого выхода, я терзалась мучительным стыдом - за то, что так глупо попалась, сожалением - сколько еще алмазов осталось в каменных пещерах, и ужасным сомнением - предлагать ему взятку, или за это я не просто выйду из ворот, но вылечу из них как пробка, и буду долго собирать себя по косточкам с мостовой?.. он выглядел очень принципиальным, и к тому же проклятый языковой барьер. Ну добавим к этому также то, что я все еще не закончила обмирать от ужаса, и даже собственный язык меня слушался плохо.
Будучи почетно выпертой с кладбища, я поняла - надо снова идти на поклон к еврейской общине.
Итак, я отправилась в еврейскую общину, благо она располагалась тут же за углом. В общине было все как положено - крепкая бронированная дверь и домофон, не обученный иностранным языкам. Я же, к стыду своему, не обучена местному наречию. То есть обучена, но тому, что двухтысячелетней давности, а за две тысячи лет что угодно успеет скукситься и за истечением срока годности быть отправлено на свалку истории. После десяти минут обоюдного коммуникативного коллапса, отчаявшись понять, что же мне все-таки нужно, домофон смилостивился. Тяжелая дверь, чертов сезам - отворилась.
За дверью оказались три милейшие тетушки. Главного раввина видно не было, но дух его, видимо, реял под потолком, ибо тетушки при одном только упоминании его имени судорожно вжимали голову в плечи. Разговор наш протекал поэтому напряженно и по сценарию "бумагу, сударь, бумагу!" - в смысле, расскажите нам о своей жизни в письменном виде, а мы подумаем. И да, не забудьте про пиастры.
Я вернулась в гостиницу, настрочила проклятую бумагу, отправила ее в логово раввина и задумалась. Пересчитала пиастры. Выходило нерадостно. К тому же времени оставалось не так много - я приехала не навеки поселиться, а всего на неделю. Ответ обещали в лучшем случае через два дня, а там уже и шабат не за горами. Правоверные евреи не тревожат своих мертвых в святой день. Неужели я приехала напрасно? - нервно выстукивала я по клавиатуре профессору на север.
Вы, Ольга Владимировна, совсем дикая, - отвечал мне профессор, - как Рескина не читали. Все классики писали, что небольшая взятка чичероне существенно облегчает доступ к древностям.
И я решила не ждать у моря погоды, а у еврейской общины ответа. Я решила отправиться на кладбище самостоятельно и попытаться подкупить сторожа, если таковой там имеется.
Самая существенная проблема с кладбищем Сан-Николо в Венеции - это его удаленность от прочих культурных центров. То есть к нему не сходишь эдак после обеда прогуляться ненавязчиво вдоль ограды, в поисках погнутых прутьев. До него надо долго и серьезно трястись в утлом суденышке через лагуну, по воле зимних волн и чахлого, чихающего бензином мотора. То есть это, в общем, МЕРОПРИЯТИЕ.
На следующее утро я влезла в ватник и сапоги, сунула в сумку фотоаппарат и ноутбук и отправилась искать приключений на свою жэ.
После долгих колыханий на воде кораблик наконец довез меня до Лидо и выплюнул на набережную. Случайные попутчики мои тут же растворились в зимнем тумане, и на всем видимом глазу пространстве я осталась одна. Пошел снег. Я тоже пошла, и шла долго-долго - мимо опустевших пристаней, закрытых на зиму отелей, мерзнущих пальм, нахальных чаек - пока, наконец, не уткнулась взглядом в табличку "Via Cipro". Эврика.
Вход на еврейское кладбище охранял приземистый павильон мавританской архитектуры. Арка была плотно забрана решеткой, но к решетке были прикручены звонок и табличка с часами работы, из которой следовало, что доступ к отеческим гробам предоставляется всем желающим шесть дней в неделю, с девяти до пяти. Вот же ж суки неприятные, нехорошо подумала я про еврейскую общину, заламывавшую мне комедию с индивидуальными визитами, и нажала на кнопку. Где-то внутри отозвалось дребезжанием, и через пару минут у ворот нарисовался здоровенный детина.
Мне бы на кладбище, сказала я ему. Детина молча отворил калитку и пропустил меня. Я нервно оглянулась в поисках кассы - не восемьдесят, но хоть восемь евро-то за стандартный визит я внесу? кассы не было, а детину житейские мелочи, кажется, не занимали. Он прошел по дорожке вперед, махнул рукой - мол, кладбище там - и строго предупредил: но фото! Это, собственно, были единственные слова, которые я от него услышала.
Все еще не веря, что ПОЛУЧИЛОСЬ, я пошла по тропинке вглубь и вскоре оказалась в окружении здоровенных надгробных памятников. В девятнадцатом веке любили все внушительное, а я не любила девятнадцатый век, да к тому же, и не мои клиенты, поздновато - но тут на очередной мраморной стеле мелькнул такой до боли знакомый герб семьи Суллам. Потом Виванте. Потом Фоа. И я потеряла остатки разума.
Я вообще теряю остатки разума, оказываясь лицом к лицу с источниками, неважно какого рода - каменные, бумажные, пергаментные, золотые - все хороши. Про но фото я, конечно, помнила, но какое тут, к черту, но фото? я металась между могилами по хлюпающей земле, время от времени прислушиваясь, - где там этот мой чичероне? чичероне точил инструмент за сараем и, надо признать, это были очень успокаивающие звуки - под низким серым небом, на засыпаемом снегом кладбище, на проваливающейся под ногами земле очень утешительно знать, что где-то рядом есть еще одна живая душа. Я не преувеличиваю, атмосфера была довольно макабрическая. Вся такая храбрая я, которая еще вчера обдумывала варианты нелегального проникновения на кладбище через забор, быстро растеряла остатки былого куража.
А потом я уперлась в забор. Девятнадцатый век кончился, и я пошла дальше, на следующий участок. Там могилы оказались постарше, и все, все без исключения - с гербами. Я потеряла остатки разума вторично. Лихорадочно дрожащими руками я снимала их так и эдак, крупно и общим планом, плакала умильными слезами над особо занятной каменной резьбой, счищала прошлогодние листья перчатками, и только одного боялась - не успеть.
И не зря боялась.
То ли я в угаре потеряла всякие остатки бдительности, то ли он меня случайно увидел, проходя мимо, - но только в тот самый момент, когда я склонилась над очередным гербом, приноравливаясь сделать снимок поудачнее, над моей головой грянул голос - но фото!
Я, честно, чуть коньки не откинула.
Но на кнопку успела нажать. Но фото! - бушевал между тем мой чичероне. - Экзит!
И пока он сопровождал меня под конвоем до самого выхода, я терзалась мучительным стыдом - за то, что так глупо попалась, сожалением - сколько еще алмазов осталось в каменных пещерах, и ужасным сомнением - предлагать ему взятку, или за это я не просто выйду из ворот, но вылечу из них как пробка, и буду долго собирать себя по косточкам с мостовой?.. он выглядел очень принципиальным, и к тому же проклятый языковой барьер. Ну добавим к этому также то, что я все еще не закончила обмирать от ужаса, и даже собственный язык меня слушался плохо.
Будучи почетно выпертой с кладбища, я поняла - надо снова идти на поклон к еврейской общине.
