Книга поступлений на постоянное хранение

Нет на свете другого столь же странного здания, как библиотека Франсуа Миттерана. Огромный прямоугольник, утопленный в земную твердь, заключенный между четырьмя башнями-книгами - кошмар обывателя, модель мира по ту сторону черты, загробное царство в чистом виде. Высоко небеса, где в башнях живет премудрость - в книгохранилища нет доступа никому, кроме белокрылых работников системы. В середине, куда всяк неизбежно попадает перед тем, как быть отделенным к агнцам или козлищам соответственно профилю, и где обретаются кругами нормальные среднестатистические пожиратели знаний - здесь чистилище, пургаторий: сдай свое пальто, выверни карманы и переложи необходимое в прозрачный баул, там дальше у нас стерильно. На нижний же уровень попадают только через тройную систему контроля, тяжелые глухие двери и долгие бегущие лестницы, запертые меж стальных стен без просветов; там, в этом модернизированном аду, томятся (дивное французское выражение, как нельзя лучше передающее самую суть вопроса: "томиться" - "brûler à petit feu") обреченные науке во всех ее безобразных проявлениях.
А в центре всего этого нанизанного друг на друга мироздания - Ган Эден, hortus conclusus. Запертый сад, запечатанный источник - и четыре реки его, Фисон, Гихон, Хиддекель и Евфрат, четыре дозорные башни по сторонам.

И в одном из закоулков этого странного мира - чудесная выставка. Про книжки - детские и не очень, старые и помладше, с картинками и с аппликациями, вырезные и алфавитные, и все - прекрасные. Вот здесь можно немножко посмотреть, здесь - спеть, здесь - полистать, а здесь, например - освоить азбуку вместе со слоном Бабаром.

( Для тех, кому лень ходить по ссылкам )

На окончание второго класса родители подарили мне чудную книжку, ставшую одной из самых любимых (это если мы о детской литературе) - повести Эриха Кестнера. Ну, все знают - "Эмиль и сыщики", "Летающий класс", "Двойная Лоттхен"... Только очень сильно потом я узнала, что большая часть их написана в конце двадцатых - начале тридцатых годов. И теперь, глядя на яркий голубой корешок на полке, не могу не думать - что же сталось со всеми этими мальчиками и девочками лет через десять? Что сталось с рыжим Мартином Талером, первым учеником терции в кирхбергской гимназии, будущим художником - влился ли он в стройные ряды прославляющих Рейх или его картины были причислены к дегенеративному искусству? В каком концлагере погиб любитель толстых философских трудов Себастьян Франк? А маленький граф Ули фон Зиммерн, что с ним? Снова преодолевает себя, прыгая теперь уже не с зонтиком, но с парашютом - над синими просторами Средиземного моря, чтобы обеспечить успешную высадку на чужой остров основным силам немецкой армии и своему лучшему другу Матиасу Зельдману, некогда подавашему большие надежды боксеру? И что за семью укрывает в своем доме Красавчик Теодор?...

А вспомнила я об этом сейчас потому, что вчера прочла у Гроссмана:
Потом откуда-то появились какие-то парни, а с ними один взрослый мужчина, и они окружили Мотла, и ни с того ни с сего, без всякой причины один из них ударил его кулаком прямо в лицо, и тут же все остальные навалились на него, и стали бить руками и ногами, и кричали друг другу: "Дай, дай ему в зубы, Эмиль! В живот, бей в живот, Густав!" И Момик почти лишился чувств, когда понял, что ведь это Эмиль и его сыщики, которые уже выросли там, в Германии, а взрослый, который смотрел на них и смеялся, это, должно быть, сторож Яшка, который иногда приходит к маме Эмиля выпить чашечку кофе.

Что становится с милыми, хорошими, добрыми детьми, попадающими в войну?...