спекуляция памятью
May. 4th, 2007 01:49 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
rocheleГород расцветился кокетливыми бантами георгиевских лент. Скоро в косы первоклассницам начнут вплетать, ей-Б-гу. Мне совершенно не нравится этот нездоровый флешмоб, рожденный в чьем-то горячечном государственном сознании. Не нравится ура-пафосный слоган. Не нравится, что кто угодно может расхаживать кавалером ордена Славы или непосредственным участником победы над фашистской Германией (медаль такая была, на такой же полосатой колодке). Не нравится, наконец, сама показушность этой акции - глядите все, я помню, я горжусь! Память и гордость, ежели они есть, не нуждаются в подобных атрибутах. Если их нет, то кусок полосатой тряпки пробуждению не поспособствует.
Мои дедушки и бабушки не любили рассказывать об этом; максимум, чего от них можно было добиться - это скупых биографических сведений: воевал на Невском пятачке, всю блокаду проработала в госпитале, дошел до Калининграда, освобождал Прагу, и лишь иногда чуть больше. Да, ходили по вызовам, забирались на чердаки, в подвалы, тащили людей в больницу, выписывали похоронки, да, холодно, голодно, обстрелы, а мне так хотелось перламутровых пуговиц на блузку, в галантерее на углу, но я уходила из дома слишком рано, а возвращалась слишком поздно. Шел по улице, все разбомблено, кругом развалины, и книги, книги, груды истерзанных книг на мостовой. Но они не рассказывали ни про ужасы блокадного города, ни про мясорубки боев. Это было - только их, было глубоко личным. И если для них, переживших войну, это было личным, почему оно должно стать публичным для меня, этого не испытавшей?...
Мои дедушки и бабушки не любили рассказывать об этом; максимум, чего от них можно было добиться - это скупых биографических сведений: воевал на Невском пятачке, всю блокаду проработала в госпитале, дошел до Калининграда, освобождал Прагу, и лишь иногда чуть больше. Да, ходили по вызовам, забирались на чердаки, в подвалы, тащили людей в больницу, выписывали похоронки, да, холодно, голодно, обстрелы, а мне так хотелось перламутровых пуговиц на блузку, в галантерее на углу, но я уходила из дома слишком рано, а возвращалась слишком поздно. Шел по улице, все разбомблено, кругом развалины, и книги, книги, груды истерзанных книг на мостовой. Но они не рассказывали ни про ужасы блокадного города, ни про мясорубки боев. Это было - только их, было глубоко личным. И если для них, переживших войну, это было личным, почему оно должно стать публичным для меня, этого не испытавшей?...
